Заявительница утверждала, что было нарушено ее право на свободу выражения мнения в связи с тем, что она была привлечена к уголовной ответственности за высказанную ею в качестве адвоката защиты критику в адрес решения прокурора предъявить обвинение одному лицу (мешая, таким образом, клиенту заявительницы быть допрошенным в качестве свидетеля) и не предъявлять обвинение другому лицу (которое, следовательно, могло бы свидетельствовать против клиента заявительницы).

Заявительница отметила, что:
1) вмешательство в право на свободу выражения мнения не было предусмотрено законом;
2) вмешательство не служило ни одной из законных целей, указанных в п. 2 ст. 10 Конвенции;
3) рассматриваемое вмешательство не удовлетворяло требованиям «необходимости», так как критика прокурора была справедливой и основанной на фактах, которые не были опровергнуты.


Также заявительница утверждала, что адвокат защиты должен пользоваться свободой высказывать правдивые утверждения, которые противная сторона не хотела бы слышать. Следовательно, заявительница полагала, что положения ст. 10 Конвенции необходимо понимать таким образом, чтобы запрещать любое вмешательство государственных органов и любую угрозу такого вмешательства в то, как проводится защита обвиняемого.

Правительство напомнило, что заявительницу обвинили в диффамации на основании положений национального закона, действовавшего в то время. Толкование этого положения в рассматриваемом деле не было случайным, и, таким образом, вмешательство было «предусмотрено законом».
Также с точки зрения правительства вмешательство служило законной цели защиты репутации и прав прокурора Т. и, более того, стремилось поддержать авторитет суда и судебной системы в целом.
Правительство заявило о том, что, хотя пределы допустимой критики, когда она касается государственных служащих, шире, нежели когда она обращена против частных лиц, национальные суды находятся в более выгодном положении для установления баланса между различными поставленными на карту интересами, в том числе достоинством юридической профессии.
Правительство также напомнило, что заявительницу обвинили за утверждение о том, прокурор Т. действовал таким образом, что совершил должностное преступление. Такое утверждение не было ни необходимым, ни даже полезным с точки зрения защиты клиента заявительницы. Если бы заявительница доказала достоверность своих утверждений, Т. могли бы освободить от занимаемой должности и приговорить к лишению свободы.

«Европейский суд отмечал, что право адвоката на свободу выражения мнения в зале суда непосредственно влияет на справедливость судебного разбирательства в отношении клиента. Следовательно, принцип справедливости разбирательства предполагает «открытый и, возможно, резкий обмен аргументами между сторонами в процессе». 

«ЕСПЧ принимает во внимание статус лица, в отношении которого направлена критика. Так, например, прокурор, который является участником процесса, должен «принимать серьезную критику со стороны защитника» в отношении действий в рамках конкретного дела, учитывая, однако, что эти заявления не должны касаться общих профессиональных или других качеств».

«Следует проводить различие между высказываниями, сделанными адвокатом в зале суда или в иных местах. Что касается прежде всего вопроса о «поведении в зале суда», то, поскольку свобода адвоката выражать свое мнение может поднять вопрос о соблюдении права клиента адвоката на справедливое судебное разбирательство, принцип справедливости свидетельствует в пользу свободного и даже принудительного обмена мнениями между сторонами».

1. Нарушение положений ст. 6 Конвенции
Заявитель настаивал на том, что выездная сессия суда не могла считаться беспристрастным судом и судьи должны были взять самоотвод.
В поддержку своей позиции заявитель ссылался на критерий объективной беспристрастности, установленный практикой применения ст. 6 Конвенции Европейским судом. Практикой Суда было установлено следующее: ведущим принципом при решении вопросов об оскорблении суда являлось то, что судья не должен рассматривать и выносить решение об оскорблении суда, совершенном в отношении него самого, если по обстоятельствам дела это может повлечь подозрение в небеспристрастности. Таким образом, если имеют место быть объективно оправданные сомнения в беспристрастности судьи, он должен быть отстранен.
Заявитель обращал внимание на следующие факты дела:
· судьи охарактеризовали его слова как оскорбление сразу после того, как они были сказаны, и до выслушивания его заявления или предоставления ему возможности дать ответ;
· когда один из членов суда предложил заявителю осмотреть передаваемую записку, другой член суда вмешался, заявив, что у заявителя «нет никаких прав» на это и что его поведение «совершенно неприемлемо»;
· заявитель был признан виновным прежде, чем получил возможность себя защищать. Ему было дано слово, но лишь в целях смягчения приговора;
· не было предпринято попыток детально сформулировать обвинение или дать заявителю должную возможность объясниться. В частности, заявителю не было объяснено, что судьи восприняли слово «ravasakia» в значении «любовная записка», а не просто «записка», хотя последнее признается альтернативным (и гораздо менее оскорбительным) значением слова, упомянутого во всех крупных словарях. Также ему не было сообщено, что судьи сочли его поведение намеренно угрожающим. Все эти вопросы были заявлены как доказанные факты, когда суд оглашал приговор;
· потеря судом объективного взгляда подтвердилась гиперболизированным языком, который был использован при оглашении приговора.
Заявитель утверждал, что, учитывая обстоятельства по делу, тот факт, что рассмотрение оскорбления, вынесение приговора и определение наказания производились тем же судьей, в присутствии которого было предположительно совершено оскорбление, вызывает объективно обоснованные сомнения в беспристрастности суда.
2. Нарушение положений ст. 10 Конвенции
Заявитель утверждал, что главная обязанность адвоката в уголовном процессе – защищать своего клиента без опасений, в соответствии со своими профессиональными взглядами. Следовательно, когда адвокат добросовестно действует исходя из профессионального долга, даже самое малое уголовное наказание может быть применено лишь в исключительных случаях. Соответственно, наказание в виде лишения свободы должно налагаться за тягчайшие случаи оскорбления суда.
Заявитель отметил, что спорные выражения были им использованы в целях наилучшей защиты интересов своего клиента. Он не отказался подчиняться приказу суда, не лгал и не вводил суд в заблуждение, не употреблял в зале суда ненормативной лексики. Претензии были предъявлены внутри суда, а не вне его и не в прессе. Заявитель не произносил фраз исключительно оскорбить судей или поставить под сомнение их честность и беспристрастность. Он выдвинул жалобу в сильной и эмоциональной манере касательно ограничения судом его метода проведения перекрестного допроса и касательно того, что судьи разговаривали и передавали записки вместо того, чтобы уделять внимание показаниям. Заявитель также утверждал, что его заявление было спонтанным (то есть было сделано в ходе напряженного судебного разбирательства и заняло несколько минут). До этого судьи не имели оснований жаловаться на поведение заявителя в ходе процесса. Заявитель обратил внимание на тот факт, что ему не были вынесены предварительные предупреждения, которые он проигнорировал. Заявитель считал необходимым учесть его длительную и незапятнанную карьеру в Коллегии адвокатов Кипра в течение 40 лет.
Заявитель настаивал на том, что данное поведение суда и последующая санкция могут нанести ущерб интересам защиты клиента и наказание в виде тюремного заключения в данном деле наносит серьезный удар по отношениям «адвокат – подзащитный» и является противоправным препятствованием осуществлению им права на свободу выражения мнения, закрепленного в ст. 10 Конвенции.

1. Соблюдение положений ст. 6 Конвенции
Прежде всего власти Кипра отметили, что признанное право суда принимать немедленные меры против нарушителей порядка в суде и карать неподобающее поведение в зале суда способствовало обеспечению авторитета и объективности судебной системы и являлось неотъемлемой частью справедливого разбирательства.
Власти Кипра настаивали на необходимости принятия данного решения, обосновывая это тем фактом, что такая реакция на действия одной из сторон разбирательства в оскорбительной манере является важной частью принципа верховенства права и необходимости сохранить цельность судебного разбирательства. Несмотря на то, что в данном разбирательстве оскорбление было направлено непосредственно против суда, принимая меры по наказанию лица, суд руководствуется принципом необходимости защиты авторитетности судебного разбирательства. В данном случае, как отметили власти, судья действует не в защиту своих интересов, но в защиту целостности судебной системы и справедливого отправления правосудия.
Власти Кипра также отметили, что не существует правила, по которому все случаи оскорбления в зале суда должны рассматриваться отдельно и другим составом суда. По мнению властей Кипра, судьи не имели субъективной заинтересованности, так как отсутствовали признаки и факторы, исключающие беспристрастность судей. Предполагаемая «спешка" рассмотрения дела заявителя и вынесения ему приговора имела, по заявлению властей Кипра, целью защиту судопроизводства ввиду того, что заявитель отказался принести извинения, не стал просить об отложении разбирательства и в оскорбительной форме потребовал от суда этого разбирательства. Относительно приговора о лишении заявителя свободы на пять дней власти сослались на апелляционное решение Верховного суда, независимость и беспристрастность которого несомненна.
Власти Кипра подчеркнули, что вопрос состоял не в препятствовании адвокату в защите клиента, а в неподобающем своей профессии поведении адвоката. Власти настаивали на том, что необходимо подтвердить соответствие разбирательства оскорбления суда принципу беспристрастности судебного процесса, чтобы не подрывать и не ослаблять авторитет судебной системы и требования профессиональной этики адвокатов.
2. Соблюдение положений ст. 10 Конвенции
Власти Кипра заявили, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было произведено в соответствии с национальным законодательством и что в соответствии с установившейся практикой Европейского суда судебный процесс и отправление правосудия должны быть надежно защищены от незаконных нападок. Ввиду степени оскорбления и серьезности оскорбительного поведения заявителя примененные к нему санкции попадают в сферу полномочий, предоставленных суду.
Власти Кипра обратили внимание на 40-летний стаж работы заявителя и пришли к мнению, что «его несдержанные нападки могли вызвать реальную опасность подрыва общественной уверенности в судебной системе и отправлении правосудия». Власти также отметили, что заявитель отказался от неоднократно предложенной возможности принести извинения и вместо этого усугубил свой проступок, бросив вызов суду, а также что в настоящем деле установленный срок лишения свободы был не максимальным от возможного и находился в допустимых пределах, необходимых для защиты государственными судами исполнения правосудия в рамках состязательного процесса в общем праве.

Статья 10 Конвенции защищает не только высказанные идеи и информацию по существу, но также и форму, в которую они облечены. Хотя адвокаты, несомненно, должны обсуждать вопросы отправления правосудия, их критика не должна переходить определенных границ. Кроме того, свобода выражения мнения адвоката в зале суда не безгранична, и определенные интересы, как-то авторитет судебной системы, достаточно важны, чтобы оправдать ее ограничение.
Однако, хотя вынесение приговора в принципе относится к компетенции государственных судов, Европейский суд напоминает, что согласно его практике только в чрезвычайных обстоятельствах эти ограничения свободы стороны защиты – даже путем снисходительного уголовного наказания – могут быть восприняты в демократическом обществе как необходимые.
Очевидным является тот факт, что адвокаты в процессе защиты своих клиентов на судебном разбирательстве, особенно по уголовным делам, могут оказаться в деликатной ситуации, когда приходится решать, выносить или нет жалобы или протест касательно поведения суда, при этом руководствуясь интересами своего подзащитного. Наложение наказания, связанного с лишением свободы, согласно самой своей природе неизбежно оказывает «сковывающее воздействие» не только на отдельного адвоката, но и на всю адвокатуру в целом.

Заявительница утверждала, что ограничения свободы слова адвоката могут считаться необходимыми в демократическом обществе только в «исключительных случаях». Она утверждала, что вынесение обвинительного приговора адвокату по гражданским делам об информации ограниченного объема о процедуре и которые не наносят ущерба ни ее клиентам, ни противной стороне, должны рассматриваться как несоразмерные по отношению к свободному осуществлению права на защиту, равенство сторон и справедливость уголовного процесса.
По ее словам, вмешательство не было предусмотрено законом и не было необходимым в демократическом обществе. Заявительница прежде всего подчеркивала особый характер данного дела, которое касалось здравоохранения. Заявительница утверждала, что ее заявления были объективными и ограниченными, не мешали надлежащему ведению судебного разбирательства и являлись частью права общественности быть информированной. Она также отметила, что осуждение адвоката за такое серьезное правонарушение, как нарушение профессиональной тайны, даже с освобождением от наказания, столь же серьезно, как обвинительный приговор, сопровождаемый условным приговором, поскольку представляет собой известную санкцию, которая навсегда остается в деле адвоката. Это может помешать впоследствии использовать звание почетного юриста.
Заявительница также отметила, что ни генеральный прокурор, ни председатель коллегии адвокатов не сочли целесообразным возбуждать против нее дисциплинарное производство. Наконец, она подчеркивала, что профессиональная тайна – это не только обязанность, но и право адвоката, и что она направлена ​​на защиту самого клиента.

Правительство утверждало, что вмешательство было основано на положении национального закона и что на адвоката возлагается обязанность хранить профессиональную тайну. Более того, правительство утверждало, что вмешательство ставило цель предотвратить раскрытие конфиденциальной информации и гарантировать авторитет и беспристрастность судебной власти, а также защиту обвиняемых.
Правительство также обратило особое внимание на роль юристов, которые должны способствовать надлежащему функционированию судебной системы.
По словам правительства, оно должно иметь возможность санкционировать любые нарушения этого доверия, которые могут стать предпосылкой ненадлежащего функционирования правосудия. Также следует опасаться неправильного функционирования правосудия, которое могло бы вызвать тревогу у общественного мнения.
В настоящем деле заявительница была осуждена за раскрытие в средствах массовой информации в качестве адвоката содержания экспертного заключения, полученного следственным судьей в контексте продолжающегося разбирательства. Тем самым были нарушены обязательства профессиональной тайны и подорван авторитет правосудия.
Правительство пришло к выводу, что заявительница нарушила свой долг проявлять осторожность и действовала, игнорируя правила, регулирующие профессию адвоката, таким образом нанеся ущерб надлежащему функционированию правосудия.
Правительство также подчеркивало, что вмешательство приняло форму простого признания вины без применения уголовного наказания, что размер ущерба был установлен в размере одного евро, в то время как положение национального закона предусматривает наказание в виде тюремного заключения сроком на один год и штраф в размере 15 000 евро.

«Адвокаты имеют право, в частности, комментировать на публике отправление правосудия, если только их критика не выходит за определенные рамки».

«Обращаясь к замечаниям, высказанным вне зала суда, Европейский суд повторяет, что защита клиента может быть осуществлена путем появления в телевизионных новостях или с помощью высказываний в прессе и с помощью подобных способов адвокаты могут уведомить общественность о недостатках, которые могут нанести ущерб судопроизводству».

«Если дело широко освещается средствами массовой информации в связи с серьезностью фактических обстоятельств и личностью людей, которые, вероятно, будут причастны к делу, адвоката нельзя наказывать за нарушение тайны судебного следствия, если он только озвучивает личные комментарии относительно информации, которая уже известна журналистам и которую они намереваются осветить в репортаже, с комментариями адвоката или без них. Тем не менее при озвучивании публичных высказываний адвокат не освобождается от обязанности проявлять осмотрительность в отношении тайны ведущегося судебного следствия».